Дом, куда хочется вернуться

Один экземпляр подарила нам и, если заинтересует, предложила напечатать в газете. Автор воспоминаний живёт в Нижнем Новгороде, он — доктор медицинских наук, профессор. Всем сердцем дорожит своей малой родиной, как и все его многочисленные родственники.
Со слов Надежды Александровны, в Мечкино остался дом их бабушки и дедушки, куда приезжает родня. Собираются по двадцать человек и больше. Тянет туда, на юг в отпуск не поедут, а сюда — непременно! Сама она рядом поставила небольшой домик («Все в одном уже не помещаются») и ещё один строит брат. Родная земля даёт силы — поэтому так притягательна.
Сегодня мы публикуем некоторые фрагменты из этого издания. Описание происходило на рубеже 60-70-х годов.
Елена КАЗАКОВА
PRO MEMORIA
(воспоминания о Мечкино)
Меня довольно рано привезли в Мечкино, именно там я по-настоящему начал ходить и бегать. Самое первое мечкинское впечатление — с удовольствием нарезаю круги вокруг печки. Белый дневной свет пробивается сквозь окна, окружающие одобрительно подбадривают. Является ли это воспоминание истинным или оно индуцировано рассказами взрослых — не знаю. Хочется верить, что первое.
Следующее воспоминание точно реальное. Отец привёз меня на Мечкино и на следующий день собирался обратно. Вечером пошли прогуляться по Топорковской дороге. Было грустно, не хотелось расставаться с отцом. Когда спускались к станции мимо Алёшихиной избы, внимание привлекли две девочки старше меня. Они играли «в домик», которым служила придорожная канава. Сидя в ней, девочки деловито раскладывали по краю настоящие сокровища: конфетные фантики в обрамлении фольги, цветные фарфоровые черепки, гранёную рюмку с отбитым основанием (для устойчивости её пришлось перевернуть). Сразу захотелось остаться, присоединиться к детям, прикоснуться к этим чудесным вещам.
Дошли до казармы, заглянули в гости к начальнику станции Ивану Гавриловичу. Крохотная угловая комната в станционном здании. Крохотный телевизор показывает показавшийся мне скучным мультфильм. Тоска...
О казарме следует сказать отдельно. Несведущий обычно не понимает, о чём идёт речь. Железнодорожная казарма — служебное жильё для путейцев, расположенное на перегоне или станции. Железная дорога всегда была полувоенной организацией, отсюда и название из лексикона военных. Строились казармы по типовым проектам, без особых излишеств, рассчитаны были на несколько (обычно пару) семей, обозначались по тому километру пути, на котором располагались. Ближайшие к Мечкино — 73 и 79 км. Пустующее здание было снесено несколько лет назад, казарму 79 км не застал, на её месте угадываются два каменных фундамента.
Заброшенные помещения казарм пока ещё можно встретить на станциях Чащинский, Мосинский, Великая, 93 км. Кстати, в Юрье и Великой сохранились по-своему изящные, дореволюционной постройки башни водокачек. Казарма или будка первого обходчика «такой-то километр» вполне могла служить адресом. Надя (от ред. двоюродная сестра) рассказывала, что в паспорте одной женщины в графе «место рождения» значилось: Верховинский район, будка 53 км.
Казарма на Мечкино, кроме жилых помещений, включала и станционное — зал ожидания с кассой. К станционному помещению вели деревянные мостки, деревянный тротуар опоясывал и всё здание. В зале ожидания — крашеные суриком казённые скамейки, окошечко кассы, голландская в железном футляре, так называемая утермарковская (по имени архитектора-изобретателя) печь. Ребёнком нашёл в зале ожидания уже несуществующий на тот момент станции настенный канделябр под керосиновую лампу, посчитав его раритетом. Он до сих пор хранится у меня на даче. Жилые помещения казармы маленькие, с высокими окнами. Однажды, заметив между рамами такого окна бьющуюся в попытке вылететь синичку, помог ей выбраться.
Напротив казармы размещались уборная, помойка, обшитая деревянным коробом с крышкой, далее — огороды путейцев. Слева, если смотреть с линии, колодец, баня и хлев. На месте хлева и помойной ямы ещё долго копали червей для рыбалки. Здание было обсажено акацией и черёмухой, густо разросшимися впоследствии. Как-то в этих непролазных дебрях выбирали кирпичи от развалившихся печей для строительных нужд. В начале двухтысячных, когда восстанавливали разъезд и прокладывали второй путь, место казармы было наполовину поглощено высокой насыпью.

...Первое воспоминание о Топорковых. Отправились к ним за чем-то с дядей Гришей. Войдя в избу, я оробел: многолюдно и шумно! Народ везде — на лавках, за столом, на полатях. Постеснялся пройти дальше, остался в дверном проёме, подперев спиной дверь. А та возьми да отворись, и я выпал в сени. Все, включая дядю Гришу, громко смеялись, а я страшно смутился. Почему-то было стыдно.
Семён Топорков был мастером на все руки. Казалось, он мог всё. Сам построил дом, двор, не говоря о мелочах: колодце, бане, парниках, качелях для детей. Меня почему-то особенно поразило, что он сам делал лодку — из листа оцинковки и двух досок, выполнявших роль бортов.
Нашу русскую печь тоже ремонтировал он. Возился целый день, почти полностью её переложил. Потребовалась глина, а где её взять, ведь почва у нас в основном песчаная. Семён по каким-то ему известным приметам нашёл, где она залегала (недалеко от линии, я потом показывал это место Грише, когда переделывал русскую печь в её нынешний — шведский вариант). Глину на носилках таскали бабушка и Семён. Отремонтированная печь ещё долго исправно служила. За труды бабушка расплатилась бутылкой водки и брюками, оставшимися от деда.
В качестве головного убора Семён носил, не снимая, железнодорожную фуражку. Однажды, когда на Мечкино гостил отец, Семён зашёл посоветоваться насчёт здоровья, а мне в подарок принёс красное прямоугольное стекло от сигнального фонаря путевого обходчика.
Уже после смерти Семёна, в заброшенном топорковском доме, на земляном полу маленькой мастерской, пристроенной с тыла избы, обнаружил спиленный берёзовый кап-корень. Кап отличается необычайной твёрдостью, а потому труден в обработке, его красивая текстура используется исключительно для декоративных поделок. Бытового, практического предназначения он не имеет. Интересно, какая задумка была у Семёна, что он собирался изготовить и как обрабатывать кап без токарного станка и циркулярной пилы?
Кстати, каповые шкатулки считаются традиционным вятским народным промыслом.

...Всегда поражался, как бабушка, человек, проживший нелёгкую жизнь и лишённый сентиментальности, ценила красоту природы. Находила время обращать внимание на замысловатые кучевые облака, подсвеченные закатным солнцем стволы берёзок перед домом. Перебирала принесённые из леса грибы, любуясь особо крепкими экземплярами: «Посмотри, какой!» Любила цветы, они всегда стояли в доме — и луговые, и садовые. А мне, в свою очередь, по возвращению из леса или поля нравилось приносить ей букеты. Шли своим чередом весенние и летние деньки, а в доме сменяли друг друга калужницы на извитых, упругих словно из резины стеблях, охапки черёмухи, чуть позже — сирени, объёмные букеты дивно пахнущих купальниц, пучки июньского разнотравья-разноцветья. А там и время садовых цветов подходило...

...Сейчас пинюгский поезд включает всего три пассажирских вагона. А раньше во главе состава дополнительно размещались либо товарный вагон («хлебный», для продажи хлеба на казармах и небольших станциях, где нет магазина), либо почтовый и багажный вагоны. На борту почтового вагона была предусмотрена прорезь ящика для корреспонденции, располагавшаяся так, чтобы до неё можно было достать с платформы или насыпи. Если не ошибаюсь, прорезь никак не была обозначена, и о её существовании знали только посвящённые. Составы с «хлебными» и почтово-багажными вагонами чередовались — по чётным дням ходил один, по нечётным другой.
Письма с Мечкино обычно отправляли по выходным, с гостями, возвращающимися в Киров. Непременно просили бросить письмо в почтовый ящик именно на вокзале (так оно быстрее попадало на сортировочный пункт). Если же не терпелось отправить весточку посреди недели, то выбирали день, когда шёл поезд с почтово-багажными вагонами, добирались до казармы 73 км и во время короткой стоянки опускали конверт в предназначенную для него прорезь.

...Дядя Гриша рассказывал, что иногда, чаще зимой, в особо морозные и звёздные ночи на Мечкино бывают всполохи северного сияния. Завораживающее зрелище! Всегда мечтал увидеть, но пока не довелось. Кто знает — может, ещё повезёт...
Алексей КЛЕМЕНОВ